— А вот тут вы абсолютно правы. Слишком поздно. Вы уверены, что злоупотребляли алкоголем из-за развода с супругой? Может, всё-таки из-за того, что заказали Веронику Игоревну? Когда вы виделись с ней в последний раз?

— Илларион Львович, какого чёрта вы несёте в моём доме? Кто заказал, кого? Что значит я заказал свою жену? Вы вообще в своём уме? Я видел Веронику последний раз 6 ноября в прошлый понедельник, больше мы с ней на встречались.

— Алексей Владимирович, что же вы следствие то вводите в заблуждение. Вероника Игоревна же приезжала домой 7 ноября во вторник. Мы проверили запись с камер видеонаблюдения вашего дома. И ваш заместитель Олег Юрьевич это также подтверждает. И у нас есть свидетель, готовый подтвердить, что вы заказали убийство своей супруги.

— Убиииийство, убийство???!!! Веронику убили? Как? Этого не может быть! Какооой свидетель? Олег, что происходит? Когда Ника возвращалась домой???!!! Я ничего не знаю. Я не понимаю.

Кажется, мой рык, мой рёв слышала вся Рублёвка. Но мне было плевать! Кто-то отнял, отобрал у меня самое дорогое! Моё сокровище! Мою любимую Нику! Нет! Надо было собраться. Надо было подумать. Это не могло быть правдой. Стоп!

Глава 8

7 ноября, вторник

— Береслава, где ты ходишь, старая кляча?! Я уже опаздываю на совещание. Ты же знаешь, что из-за этой неблагодарной идиотки мне пришлось перенести совещание на сегодня. Вишня, видите ли, не смогла провести совещание без моего чуткого руководства. Смазливый идиот! Береслава, мне нужно завязать галстук! Береслава, кофе! Береслава, я считаю раз, два…

— Алексей Владимирович, вы что-то говорили. Я вас совсем не слышала, собирала вещи Вероники Игоревны. Поможете мне спустить со второго этажа чемодан с её вещами? А то я спину потянула в тренажёрном зале, мне теперь нельзя тяжёлое поднимать какое-то время. — Спокойно и лилейно пропела Береслава. А я тут глотку надрывал. Ох уж эти женщины!

— Береслава, какие вещи Вероники ты собрала и зачем? Она решила всё награбленное у меня вынести из дома?

— Бог с вами, Алексей, Ника позвонила, сказала, что заедет скоро, и попросила собрать в свой старый чемодан вещи, с которыми к вам приехала. Ничего вашего Вероника не хочет забирать.

— «Вашего» — какие мы гордые. Вот и не получит она ничего «моего». Сколько джинсов у неё было, когда мы съехались с Никой, в тех она и уедет отсюда.

— Лёша, Господи, сколько же в тебе ещё ребячества… А я-то думала, что вышла замуж за взрослого разумного мужчину. — Только Вероника умела так тихо и вовремя появиться и нежно отчитать меня в который раз как нашкодившего мальчишку.

— Береслава, оставь нас с Вероникой Игоревной…пожалуйста.

Мы и не заметили с Никой, как Береслава испарилась в воздухе. Я взял Веронику за руку, её такая маленькая, похудевшая ладонь просто тонула в моей. Мне показалось, что нашего разговора вчера не было, словно привиделось. Ника с прежней теплотой и любовью смотрела на меня. Я понял, что мне уже давно плевать на брачный договор. Я понял, что изголодался, иссох без любви, ласки и близости с Вероникой. Я хотел настоящих отношений, искренних чувств, живых эмоций, а не на бумаге. Я наклонился к Веронике, провёл рукой по её сбившимся прядям волос и собрался поцеловать, но она отпрянула от меня как ошпаренная.

— Алексей, мы, кажется, всё решили. Зачем вы меня провоцируете на нарушение пункта нашего брачного договора.

— Вероника Игоревна, Никуша, я не нашла его, везде искала, правда. Вы уж меня извините. — Чёрт. Как всегда, Береслава не вовремя. Попросил же её нас оставить. Береслава, вот какого лешего?! Тебя же попросили не мешать.

— Лёша, не смей при мне кричать на Береславу. Даже сейчас ты делаешь всё, чтобы я в тебе разочаровалась ещё больше. Что, барин, изволите возвыситься над своей челядью? — Металл в голосе Вероники так и резал мой слух. — Теперь одной челядью станет меньше, надеюсь, ты это переживёшь.

— Ника, о чём ты? Какая челядь? Просто я хотел помириться, а… Береслава не вовремя.

— Алексей, мы с тобой не ссорились, чтобы мириться. А Береслава очень время, я ей говорила, что ограничена во времени. Какая челядь? А я не ей для тебя была? Нет, не актрисой твоего крепостного театра?

— Вероника, ты была и есть моя жена! — Я прижал Нику к себе, не давая ей опомниться, и стал жадно целовать. Любимая пыталась вырваться, отталкивала меня, но в итоге сдалась, ослабела, размякла и прильнула к моим губам. Мы долго целовались, страстно, проникновенно, чувственно, как никогда. У меня бешено заколотилось сердце. А губы пылали огнём. Но… это пресловутое «но». Ника высвободилась из моих объятий и томно прошептала мне на ухо:

— Алексей, я была тебе…фиктивной женой.

— Но как же сейчас? А поцелуй? — Я был растерян, обескуражен.

— Поцелуй на прощание. Помоги пожалуйста спустить мой чемодан, меня уже порядком заждалось такси.

— Ника, Ника, ты не можешь поступать со мной так жестоко. Ведь я же… Я люблю тебя. — Я наконец-то это сказал, но Вероники и след простыл. Она побежала на второй этаж в сторону своей спальни. Там явно что-то происходило. Береслава меж тем продолжала сокрушаться, что что-то не нашла. Я только и слышал: «Вероникочка, Вероничечка, Никуша, солнце, я везде искала. Нету его. Может, ты его в машине оставила или забыла у Зинаиды Макаровны.»

Я пошёл следом за Никой. Она судорожно что-то искала, открывала каждый ящик в гардеробной, каждую коробку, будь то большая или маленькая. Я не успевал даже взглядом проследить, как быстро Вероника перемещается в пространстве, вот она уже бегает по своей спальне, которая с её гардеробной перетекают одна комната в другую. В спальне любимая, кажется, заглянула везде и всюду, под одеяло, за шторы, в ящики туалетного столика. Она вывернула наизнанку подушки, одеяло. Ника прощупала весь свой велюровый ковёр бежевого цвета с мелко прошитыми в нём золотыми и серебряными нитями, от которого в комнате особенно при свете дня всегда было светло, и создавался эффект некоторого мерцания и расширения спальни в пространстве. Я молчал и наблюдал за передвижениями своей жены, но в итоге не выдержал:

— Ника, может, ты уже мне скажешь, что мы ищем? Давай, я помогу.

— Алексей, нет.

— Что нет? В конце концов мы живём вместе!

— Лёша, я не могу сказать, что ищу. Это очень личное. И можно уже не искать, я его…всё равно потеряла. Куда я могла его деть? Ума не приложу! — И Ника села на ковёр, облокотившись спиной о свою кровать всё в том же ею любимом стиле барокко с резными позолоченными колоннами из бежевого дерева, фигурным изголовьем с каретной стяжкой из итальянской ткани сиренево-розового цвета, чем-то напоминающим большую корону, с золочённым ободом вокруг, и драпированным комбинированным балдахином из бархата цвета бордо, лилового атласа и шёлка бежевого-золотого, с фиолетовой с бронзовым бахромой на концах. Вероника, руками схватилась за голову, затем посмотрела куда-то сквозь меня, провела рукой по переливающейся глади балдахина. Только сейчас я заметил, что Никуша была одета в свои старые джинсы, белую футболку с клубничками, расшитыми бисером — всё то, в чём она пришла в этот дом, в мою жизнь. Она и правда сильно похудела за последнее время, и джинсы с футболкой ей казались велики тут и там. Я подал ей руку, чтобы она встала. Любимая снова стояла рядом со мной, я слышал её беспокойное неровное дыхание, видел мокрые глаза. Но вместо того, чтобы пытаться остановить Нику и успокоить, я, как и прежде горделиво с досадой с ней начал ругаться.

— Что значит личное?! Это какое же такое личное, если Береслава об этом знает, а твой собственный муж нет?! Вероника Игоревна!

— Мой фиктивный и бывший муж. Лёша, ещё раз прошу тебя: спусти пожалуйста мой чемодан с моими…старыми вещами на первый этаж, даже лучше занеси в такси.

— Мы пока ещё не развелись, дорогая. — Я схватил чемодан, чертыхнулся. Надо заканчивать с упоминанием чёрта, а то в последнее время что-то стал часто его вспоминать всуе, до добра ещё не доведёт.