— Продолжай до старости спать со своей невинной совестью. Лично я предпочитаю по ночам обнимать и ласкать чьё-то горячее тело, только тогда могу спать спокойно и сладко.

— Но ты же сама сказала, что не до конца разобралась в своих чувствах к Алексею.

— Взял бы и обуздал меня силой, помог понять свои чувства, заставил тебе отдаться. А то ни себе ни людям. Илларион, я желала тебя в «Beverly Hills», а ты взял и всё испортил.

Маргарита выдохлась, закинула ногу на ногу, скрестила руки на груди, и замолчала. Лёвушкин тоже сел на своё место и замолчал. В кабинете майора воцарилась пугающая тишина, волнующая куда больше, чем недавние оглушающие крики.

— Дааааа… Ну вы даёте, господа. Между вами такие страсти кипят, я аж вспотел. Слушайте, а мы дело будем обсуждать, или я свободен на сегодня?

— Алексей, прости нас, я не хотела, чтобы ты стал свидетелем этой сцены.

— Ничего, с меня станется. Ты — вообще свидетель убийства. Собственно, напомню вам, что речь у нас об убийстве моей жены. Марго, ты — что-то типа подруги моей жены, да?

— Что значит типа, Корф?! Я — единственная и близкая подруга Вероники.

— Тогда почему о единственной подруге моя жена не сказала ни слова в своём личном дневнике? Согласись, это странно. Ника, по сути, описала всю свою жизнь с момента нашего знакомства и до…последних дней, и только о тебе нет ни строчки.

— Мммм… Во-первых, Илларион, вопрос к тебе, почему до сих пор личный дневник Вероники не взят, как улика, на экспертизу твоими специалистами? Во-вторых, Алекс, ты прочитал все записи своей…фиктивной жены…каждую страницу? Чтобы меня в чём-то подозревать или пытаться уличить, мои хорошие, у вас обоих должны быть весомые доказательства.

— Маргарита, спасибо за бдительность, это моё упущение, что мы не изъяли у Алексея личный дневник Вероники Игоревны. Корф, мало ты меня сегодня на дороге подставил, ты ещё и улики скрываешь?!

— Нет, не пытайтесь валить с больной головы на мою относительно здоровую. Я прочитал дневник своей любимой Ники, там нет и тени, хоть коим-то образом связанной с убийством. Да и улик у следствия, показаний свидетелей предостаточно, чтобы найти преступника.

— Допустим. Но при чём здесь дневник Вероники и дружба с Маргаритой?

— Ооо. Правильный вопрос, майор. Пускай, хорошо, Нике нечего было поведать о своей подруге Маргарите. Но… Внимание — никто никогда не видел мою жену с некоей фрау Ротенберг. Маргарита Эдуардовна появилась из воздуха, внезапно обрушившись на мою голову, после…исчезновения Вероники. Так что же у вас была за мифическая дружба?

Глава 37

Я увидел, как мои слова зацепили Иллариона. Он вопросительно взглянул на Марго. А…фиктивная подруга моей фиктивной жены сидела и молчала, перебирая руками пояс от шубы.

— И? Фрау Ротенберг, тебе Алексей задал вопрос, вполне логичный. Как он мне самому в голову не пришёл, не знаю.

— Убийство Ники действительно было, если вы об этом.

— Неплохое начало для исповеди. Дальше? Убийство было, тела Вероники нет, а дружба ваша?

— Тело смыло течением реки, вы же знаете…стихия порой разрушительна. — Маргарита пыталась уйти от темы и снова замолчала, расстёгивая пуговицу на шубе.

— Марго, ты долго будешь играть в молчанку? Что сложного в моём простом вопросе?

— Мальчики, мне душно, можно воды пожалуйста? И окно откройте, прошу вас.

— Чёрт! Илларион, она издевается! Душно ей! Воду подавай! Лишь бы от ответа уйти.

— Алекс, но мне wirklich schlecht. — Майор понимающе в отличие от меня и раздосадовано посмотрел на нашу немецкую подругу.

— Сейчас, подожди. — Лёвушкин открыл окно, взял со стола пластиковый стакан и вышел в коридор.

Мои нервы были расшатаны, и чтобы слегка успокоиться я начал ходить по кабинету из стороны в сторону, попутно бросая жадные до правды взгляды на Марго. Илларион достаточно быстро вернулся со стаканом полным воды. Маргарита алчно впилась губами в стакан, у неё тряслись руки, отчего струя воды полилась с её губ по красной помаде. Она даже воду пила вызывающе, будто целовала кого-то по-французски. И я вдруг отчётливо понял, что все эти штучки фрау Ротенберг, как отвлекающие манёвры. Истинно — Марго всегда что-нибудь вытворяла эдакое, начинала флиртовать, прикасаться, томно говорить, когда ей не нравилась тема разговора или не устраивала какая-то ситуация.

— Ника опасалась, что ты запретишь нам с ней дружить. Мы даже у Зинаиды Макаровны не появлялись вместе, чтобы ты нас случайно не застал, или ваш водитель не увидел, не донёс тебе.

— Замечательно. Мы в стотысячный раз вернулись к тому, что я был деспотичным мужем, которого боялась кроткая жена. Маргарита, можно, по существу, без твоих психологических уловок?

— Ja, bitte. Мы дружили с Вероникой, но недолго, познакомились с ней в марте 2009 в Гостином дворе на осенне-зимней неделе мод Moscow Fashion Week. За бокалом шампанского разговорились, она пожаловалась на кризис в «Просто Я», сказала, что ищет инвесторов, вдохновения или специалиста по развитию её компании в модной индустрии. Я прониклась к ней симпатией и сочувствием, только слепой мог не заметить, как горят у неё глаза, когда речь идёт о любимом детище. Вероника считала «Просто Я» не просто бизнесом, а своим ребёнком, возможно, отчасти потому, что у вас с ней не было собственных детей, и материнскую любовь наш ангел отдавала коллекциям одежды, аксессуарам, своим сотрудникам, партнёрам. Полагаю, вы можете проверить достоверность моих слов о нашем с Никулей посещении недели мод у организатора. А потом я решила помочь твоей фиктивной жене, разработала стратегию выхода из кризиса, план по развитию, ты, Корф, как раз нам на эту историю одолжил. И мои расчеты оказались верными, «Просто Я» взлетело в мире моды, увеличилась прибыль в семь раз, об этом тебе говорил Модест Эммануилович, если помнишь, конечно. — Я невольно скривил лицо, вспоминая изворотливого милого еврейского адвокатишку с немецкими корнями с его колкими шуточками. — Тебя должно быть удивило, откуда у Вероники нашлись деньги на одного из самых дорогих адвокатов Москвы, но она могла себе позволить такое удовольствие. Ника весьма хороша сама себя обеспечивала последние полгода и никак не зависела от твоей золотой банковской карты.

— Мои аплодисменты, Маргарита Эдуардовна, красивая легенда. Какую вы душераздирающую историю нам поведали, да складно разложили по полочкам, что к вам и не подкопаешься.

— А что тебе не нравится, Алекс? Я вот логичному рассказу нашего прелестного свидетеля поверил. — Илларион с нескрываемой влюблённостью взирал на Маргариту.

— Вы прелести друг друга без меня обсудите, Ромео и Джульетта. Что же касается истории, она слишком логичная, шитая белыми нитками. Марго, если вы с Никой так крепко дружили, доверяли друг другу, что же она тебе не сказала всей правды? Зачем меня искали, хотели отомстить? Если моя жена не открылась мне или защищала, спасала от кого-то. Какого чёрта ты — верная и боевая подруга не пришла ко мне за помощью, не предупредила, что Веронике угрожает опасность? Ты мне сказала, что осталась жива для того, чтобы я узнал о случившемся. Ты посмеялась надо мной, что я пляшу под его дудку. И знаете, друзья мои хорошие, какой у меня напрашивается вывод?

Я непроизвольно представил, как бы величественно могла выглядеть наша обольстительная Маргарита со своими распущенными огненно-рыжими волнистыми волосами на собственном портрете в виде огромного паззла. И сразу же иллюзорный портрет начал рассыпаться для меня на множество маленьких фрагментов, фигурных паззлинок. Образ Марго таял в пространстве и времени, и моё доверие к ней рассеивалось, казалось, безвозвратно, хотя я сам не верил до конца в правду сделанного мной неутешительного вывода. Я слишком не хотел верить в причастность Маргариты к обрушившимся на меня и моих близких злодеяниям.

— Сделай милость уж, поведай нам, что ты себе опять нафантазировал. — Ответила мне надменно Марго.