— Вероника была беременна и потеряла ребёнка.

— Потеряла ребёнка? Ты же говорил, что у неё нормально протекала беременность?

— Я говорил? Когда?

— Оооо, старик, да тебя походу перекачали таблетками и капельницами, совсем память отшибло.

— Блин, я реально не помню.

— Тебе Олег сказал о беременности Вероники, когда ты ко мне ехал с подозрениями о Марго.

Я на минуту завис, расстроился пуще прежнего, потому что Илларион помнил, что надо, а у меня…случился большой пробел в памяти.

— А чего случилось-то? Не прижился плод?

— Моя любовница на неё набросилась, ударила, и это навредило малышу.

— Во дела. Не вини себя, со всеми бывает.

— Со всеми, может, и бывает, а со мной что-то постоянно случается. Чувствую себя проклятым.

— Не гневи Бога, не люблю я про проклятия разговоры бесовские, хотя по службе всякого насмотрелся. У тебя, конечно, что ни история, то чисто триллер. Но ты просто какой-то нефартовый.

— Куда мы едем? — Я обнаружил, что городской пейзаж за окном сменился на некую лесополосу.

— Сюрприз.

В реанимоболе за нами с Илларионом послышался шум, что-то грохнулось, затем до нас донёсся отборный мат.

— Твари! Да я вас! Да я не при делах, мамой клянусь! Выпустите меня! — Вишня надрывал глотку. Лёвушкин грозно постучал по стенке и ответил моему заму.

— Угомонись там, доедем до места, выпустим тебя, отдохни пока, нарушитель порядка.

Олег странно притих. Странно, потому что Вишня вне работы в пугающей его обстановке или незнакомой ситуации только раньше был таким послушным, покладистым как котёнок, а после исчезновения Ники мой зам стал строптивым, грубым и себе на уме. Теперь же с ним происходили обратные метаморфозы, раз он легко сдался и послушался Иллариона. Чего уж там говорить про перемены в Олежке, мы все достаточно преобразились, я бы даже сказал пообтесались. Я с сожалением начал понимать смысл фразы: «Не мы такие, жизнь такая». Да, я, Паша с Анжелой, Вишня, Настя и другие оказались втянуты в один непрерывный, бешеный водоворот без конца и края. По крайней мере я что-то берегов и спасательного круга не наблюдал. Невольно вспомнились слова Вероники: «…Я и тебя спасти пыталась. Извини, не тот спасательный круг тебе бросила…». Спасательный круг-то был тот, что нужен, просто я за него не зацепился в силу своей глупости, горячности и из-за неудачного опыта предыдущих отношений с женщинами. Я сам пошёл ко дну и других вдобавок потащил за собой.

— Интересное кино получается. — Не удержался я от сарказма.

— Чего? Какое кино? — Лёвушкин снова нагонял скорость.

— Я о том, как ты утихомирил Вишню.

— Наверное, он понимает, что ему некуда деваться.

— Не скажи, в последнее время Олег выглядел агрессивным, не контролировал себя, ему слово поперёк сказать было нельзя.

— Чёрт! Ты меня рассекретил. Я — грозный страж порядка, и преступники боятся меня даже через стены.

— Ха-ха-ха. Ты блещешь остроумием.

— Смешного мало. Мне не по себе, что человек в салоне с Вишней не приходит в себя. Олег его нехило приложил.

— Да убил он Герасима. Все мы будем на том свете.

— До чего дошёл прогресс — остроумие передаётся воздушно-капельным путём.

— Долго нам ехать до конца? Стоп. А почему мы приехали в Слободу?

Илларион зажал мне рот мокрой тряпкой, пропитанной чем-то отвратительно вонючим, и я вырубился.

Глава 51

15 декабря, суббота

Я лежал на мокром матрасе на полу около бетонной стены, укрытый своим же пальто, и трясся от холода. В незнакомом мне полуподвальном помещении было темно, грязно и сыро, от стены жутко веяло холодом. Я хотел потереть себя руками, чтобы согреться, но они горели под туго повязанной верёвкой и были обездвижены. Я попытался приподняться, но тело меня не слушалось и казалось ватным. Моё сознание путалось, я с трудом различал предметы. Я ощущал себя, как человек, который умер и воскрес. Время для меня остановилось, а я всё лежал и лежал. Пару раз очухивался, увидел очертания лестницы вверх и двери, понимал, что надо вставать и идти, искать выход. Но как? Куда? Где я находился? У меня не было ответов. Я зашёл в тупик. Послышалось, что скрипнула дверь, но я даже не стал смотреть, кто там пришёл, мне было тяжело поднять голову с подушки. Этот кто-то явно обеспокоился моим состоянием и выругался.

— Дебилы! Ничего нельзя им доверить. Всё надо делать самому.

— Не кричите пожалуйста, дайте мне спокойно умереть. — Прошептал я из последних сил.

— Эээээ нет, ты чего удумал?

— Я — не жилец, вы же сами этого хотели.

— Чтоб тебя.

Снова наступила тишина и меня накрыла темнота. Затем свет… В глаза ударил яркий солнечный свет, голова соображала чуть яснее. Я огляделся вокруг: руки развязаны, но в одну воткнута игла капельницы, второй нащупал мягкое постельное бельё, уютное помещение под дерево в тёплых тонах с низким скошенным потолком, чем-то похожее на наш дом в Слободе… Раньше всё было «моим», и я неустанно ругал Нику, когда она пыталась что-то со мной разделить на двоих, а теперь мне хотелось говорить «наш»…наш дом, наши машины, наша свадьба, наш охранник, но я слишком опоздал со своими желаниями и раскаяниями, мне стало некому говорить «наш». Возле окна от пола до потолка, прикрытого прозрачной бежево-золотистой занавеской, спиной ко мне стояла женщина со вьющимися огненно-рыжими волосами.

— Марго, где мы? — Прохрипел я, так как во рту пересохло. — Пить.

Женщина обернулась и окинула меня презрительным взглядом — это была не Маргарита. Передо мной стояла моя бывшая помощница по хозяйству Береслава. Но выглядела она совершенно иначе. Её васильковые глаза в обрамлении густо накрашенных каштановых ресниц с чёрными стрелками высокомерно смотрели на меня, она призывно облизала свои губы, подведённые фиолетовой помадой. А от дорогого вельветового комбинезона вишнёвого цвета и высоких бордовых кожаных сапог на шпильке я не мог отвести взгляд. Береслава теребила длинную золотую цепочку худенькими пальчиками с чёрным маникюром.

— Я — не Марго.

— Береслава, как ты…

— Изменилась? Да это ты глаза разул наконец-то, а я всё та же. — Береслава продефилировала по комнате и по-хозяйски уселась рядом со мной на кровать.

— К чему было устраивать маскарад?

— Маскарад — звучит чересчур претенциозно. Мы лишь играли с тобой, Алёша. — Береслава громко захохотала.

В комнату коршуном влетел смутно знакомый мне мужчина в чёрных джинсах свободного кроя с множеством карманов, обтягивающем джемпере болотного цвета и кожаных коричневых ботинках с высокой рифлёной подошвой на шнуровке. Мужчина поправил свои тёмно-серые солнцезащитные спортивные очки и стал отчитывать Береславу.

— Что ты ржёшь как лошадь? Я говорил тебе не трогать Корфа? — Мужчина с силой схватил Береславу за волосы и шлёпнул её по попе.

— Ай, больно. — Моя бывшая помощница по хозяйству потирала ушибленное место и слёзно смотрела на своего товарища.

— Больно? Тоже мне артистка больших и малых академических театров. — Береслава захихикала и обняла мужчину. Но он её остановил и продолжил ругать. — Я не понял, а ты чего тут трёшься около бывшего, ластишься к нему, как кошка? Может, мне тебе реально всечь?

— Ну котик, чего ты заводишься на ровном месте с пол оборота?

— Котики, зайчики! Я тебе говорил, что терпеть не могу весь этот зверинец! Хватит, дурью маяться, займись делом. И Олега разбуди, разоспался что-то. Идиоты, всё за вами приходится переделывать, подчищать.

— Пусть мальчик отдохнёт, у него был сложный день.

— Он — не мальчик, а мужик! Ему пора отвечать за свои поступки. Тебе мало, что он чуть Алекса не угробил и всю операцию нам не сорвал?

— Милый, хорошо, хорошо, я поняла. Мой тигр, ну не злись пожалуйста. — Береслава встала и попыталась снова обнять мужчину, но он увернулся от неё и толкнул к выходу из комнаты.

— Давай иди и захвати нашему гостю чтиво, коли он пришёл в себя, пусть почитает, время у нас пока есть.